из-под ног уходило, а он и ухомне повел. А если бы повел? После путча по декабрь 1991 года Горбачевнаходился у власти, ему подчинялись армия и КГБ. Он тоже был популярени влиятелен, хотя и меньше Ельцина. За возможной битвой ради спасенияагонизирующей державы, Горбачев, кажется, узрел кровавые всполохигражданской войны. Абсолютно сознательно, в здравом уме и твердойпамяти, он дал добро на спуск красного флага, десятилетия висевшего надзданием Верховного Совета. Ради жизни конкретных людей пожертвовалжизнью государства. И ушел в никуда, не имея ни твердых гарантий личнойбезопасности, ни дачи в Завидово. Поэтому для меня первый в нашейистории акт добровольной передачи власти от одного лица к другомусовершил не Ельцин, как принято считать, а Горбачев. Первые всенародные и честные выборы — тоже егопериод. В то время, когда о политических технологиях еще знатьне знали, страна нашла в себе силы и энергию собрать на съезд народныхдепутатов настоящую, подлинную элиту общества. Кинорежиссер РоланБыков, до сих пор слышавший от советской номенклатуры тольконаставления и угрозы, после блестящей речи на съезде о судьбе детскогокинематографа, вдруг получил под создание Фонда детского кино большоездание в центре Москвы. Как ребенок Ролан Антонович носилсяпо коридорам не то партшколы, не то Госплана — произошло чудо!



Виктор Белимов

…Листаю подшивку «Московских новостей» за 1989 год.Главный редактор (к сожалению, покойный) Егор Яковлев. Первый номер.На обложке: «С новым годом! С новыми надеждами!». И тут же информацияо событиях недавнего прошлого: семья Овечкиных угнала самолет, тридцатьшкольников стали заложниками террористов в Орджоникидзе, под занавес1988-го — страшное землетрясение в Армении…

В 1985 году, когда Горбачев пришел к власти, всепонимали: ему досталось плохое наследство. Самой историей он былпризван выполнять черновую работу, нести бремя ответственностиза деяния предшественников. То, что страну раздирает межнациональнаяненависть и разъедает коррупция, что она летит в тартарары, я личнопонял в 1987 году, когда 14-летним школьником поехал в «Артек» какделегат IX всесоюзного слета пионеров. Я увидел ребят из Эстонии,которые отказывались разговаривать по-русски и требовали перевода пленарных выступлений на эстонский, я увидел, как высокорослый армянин-старшеклассникотвешивает тумаки сверстнику послабее из Азербайджана — «за Карабах».Перед моими глазами таджик Кишвар мазал стены зубной пастой: у негобыли очевидные проблемы с головой, но он был сыном партфункционераиз Душанбе. Сейчас я говорю только о том, что видели и слышали мы,простые подданные «великой державы», но сколько всего знал о состояниистраны он — всемогущий коммунистический царь. Страшно представить.

В том же номере «Московских новостей» — открытое письмоГорбачеву Григория Бакланова, Александра Гельмана, Даниила Гранина,Элема Климова, Роальда Сагдеева и Михаила Ульянова. Среди общих слово великом значении перестройки читаю: «Хотелось бы обратить вниманиена необходимость усиления ответственности руководителей партийныхкомитетов за отступление от последовательного проведения в жизнь курсапартии на перестройку, демократизацию, гласность… Когда речь идето коммунистах, о руководителях партийных комитетов, отступающих в своейпрактической деятельности от принятого партией курса, в таких случаяхспрос должен быть строгим… Особенно многое зависит сегодняот преданности руководящего слоя партии идеалам перестройки. Ктос новым курсом не согласен, должен подать в отставку…».

Горбачеву впору бы потуже закрутить гайки, объявить«чрезвычайку», ввести публичные казни, застращать, замордовать,законопатить. Многие отнеслись бы с пониманием, а кое-ктос благодарностью. Но он выбрал иной путь. Он как заклинание повторял:«гласность», «плюрализм», «новое мышление». Друг Горбачева АлександрЯковлев (скончавшийся в прошлом году), идеолог нового политическогопроцесса, написал в тот период книгу «Реализм — земля перестройки».Реализм, читай — правда. Они верили, что общество нуждаетсяв самопознании, самоанализе, самоочищении, и правда для этого— наиболее верное лекарство. Горькое, зато эффективное, оздоровляющеевесь организм. Но какой болезненной была первая реакция на этолекарство, с каким трудом оно действовало!

…Беру с полки сборник философских статей«Квинтэссенция», выпущенный в 1990 году «Политиздатом» тиражом 100 тыс.экземпляров (я купил его в убогом сельском книжном магазине в Читинскойобласти). В статье некоего В.П. Мотяшова «Плюрализм: возможноли единство?» читаю: «…Навязывание извне единодушия и единомыслияне может обойтись без насилия, которое вызывает нравственную эрозиюобщества, культивирует и поощряет двойную мораль… Защитникам унификациимыслей и поведения казалось, что следствием ее должно стать всеобщеенациональное согласие. В жизни, однако, происходило нечто прямопротивоположное. Взаимодействие единства и многообразия всегдапротиворечиво, диалектично. В условиях монопольного права на истину этопротиворечие просто объявлялось несуществующим. Будучи загнанным подспуд, оно разрасталось, принимало гипертрофированные, остроконфликтныеформы. В результате не гражданский мир имели мы, а, по существу,спровоцированный рост политического и духовно-культурного диссидентства…». Как это свежо, несмотря на пожелтевшие страницы. Как своевременно. Спасибо ему

Вообразите, как мог рефлексировать лидер партии, еслидаже творческая интеллигенция, истосковавшаяся, казалось бы,по свободе, столь явно показывала инерционность. Нивелировать инерциюбыл способен только идеализм, глубокая вера в правоту своего дела,убежденная борьба за ценности и идеалы. Что осталось от этой верыи этой борьбы? Огромной силы заряд свободолюбия, свободомыслияи принципиальности в детях перестройки — тех, кому сегодня 30 — 3


Бонд. Просто бонд Мандат за десять миллионов баксов Миасская аномалия Время фрагментарности Медленно, но верно Птица высокого риска Ударить по рукам Конкурс среди конкурсов Соломки не постелить

Главная / Промышленность