Главная / Инвестиции / Голова архитектора

В 2002 году Эдуард вместе с женой Татьяной Кубенской, дизайнером, начали выпускать журнал о дизайне «ЛЕ», в 2003м — информационно-рекламный каталог «ПРОЕКТ». В 2004м запустили журнал «ТАТЛИН», который до этого издавался ими в формате газеты. Спустя год появился второй формат «ТАТЛИНА» с подзаголовком «mono»: номера посвящены одному автору. В 2005м «ТАТЛИН» назван лучшим российским журналом по архитектуре на международном фестивале «Зодчество».


Парадокс: бум на строительном рынке развивается в отсутствие рынка архитектурного. Результат параллельного существования направлений, обязанных пересечься, мы наблюдаем на наших улицах. Для того, чтобы ситуация начала меняться, в Екатеринбурге организовано объединение профессионалов — некоммерческое партнерство архитекторов и дизайнеров. Одним из его инициаторов и учредителей стал Эдуард Кубенский — издатель с архитектурным образованием.

К 150летнему юбилею Третьяковки, который отмечался в прошлом году, художник соорудил обширную инсталляцию, которая полностью изменила фасад и некоторые внутренние помещения здания на Крымском Валу. Презентация книги состоится на выставке Арх Москва, открывающейся 30 мая.

А в конце 2006го свет увидел третий формат — «ТАТЛИНplan». Сейчас «ТАТЛИН» позиционируется как группа профессиональных журналов по архитектуре. В этом году издательство открывает книжное направление. Первая книга — об Александре Константинове, известном российском художнике, работы которого находятся в музеях Москвы, Санкт-Петербурга, Берлина, Дрездена, Люксембурга, Праги.

— Архитектура — такая профессия, в которой годами приходят к реализации, а нам хотелось всего и сразу. Через пять лет после окончания Академии возникла идея издавать архитектурную газету: регулярно, каждый месяц получать результат, который можно подержать в руках, показать другим. В газете мы видели некую миссию заполнения информационного вакуума. Это было хобби на фоне нашей основной деятельности. За пять лет увлечение переросло в полноценное издательство с полным штатом сотрудников и отлаженной технологией производства.

Перевоплощение— Эдуард, как и почему произошла ваша профессиональная переориентация?

— Выбор соответствует направлению издательства — показывать срез сегодняшнего состояния архитектуры, искусства и дизайна. Константинов работает именно на стыке этих трех направлений. Нам интересны современные, ныне живущие авторы. Кроме того, нас удручает и в какой-то степени подзадоривает тот факт, что в книжных магазинах страны (а тем более Европы) нет изданий по современной русской архитектуре, искусству и дизайну. Те немногие книги зарубежных издательств, которые можно найти, посвящены истории архитектуры и искусства, а редкие русские книги на эту тему рассчитаны больше на массовую аудиторию. Мы надеемся занять эту нишу на российском и мировом издательских рынках.

— Чем определялся выбор героя для первой книги?

— Скорее первое, чем второе. Я считаю, что вкус — это и есть личные пристрастия. Вкус воспитывается годами, и о вкусе (именно о вкусе, а не о вкусах) не спорят. Я рад, что нам удается совмещать наши личные эстетические интересы с коммерческими интересами издательства. И если находятся люди, которые голосуют рублем, оформляя подписку, значит, им интересна позиция издательства.

— Содержание ваших изданий определяется вашими вкусовыми пристрастиями или вы стремитесь к объективности?

— Эксперимент. Не только в архитектуре или дизайне, но и в искусстве, в жизни. Архитектор Михаил Хазанов, герой одного из наших моноизданий, говорит, что архитектура — это возможность изменять мир. Не нужно видеть в архитектуре работу «на вечность». И египетские пирамиды не вечны, придет время потерять — и человечество их потеряет. То же со знаменитым екатеринбургским конструктивизмом.

Эксперимент — в архитектуре и в жизни— Что вы прежде всего цените в архитектуре?

— Конечно, нет. Конструктивизм — это стиль, но кроме того — идеология. Восстанавливая аутентичный конструктивизм, мы должны восстановить и функцию здания, заложенную социальным строем эпохи. Но хотим ли мы этого? Это относится не только к конструктивизму — к любому архитектурному памятнику. Особняк Харитонова — Расторгуева, например, может быть воссоздан в первозданном виде, если мы вернем ему его функцию: поселим туда семью и закроем парк для публичного посещения…

— Вы против сохранения конструктивистских зданий?

— Швейцарский архитектор Бернард Чуми при реализации своих проектов руководствуется как раз понятием оболочки, универсальной коробки, в которую можно вместить и жилой дом, и театр, и любую другую функцию, требуемую сегодня городом. Его концепция хорошо применима для сохранения архитектурного наследия.

— Видится два пути. Или сохранение внешней оболочки, декорации, за которой идет совсем другая жизнь — и тогда без изменений, хотя бы минимальных, не обойтись. Или консервация здания, создание своего рода заповедника, где нет места жизни.

— Традиционный купеческий подход. Как сто, двести и триста лет назад купцы путешествовали по миру и строили у себя дома, как во Флоренции или в Париже, так и сегодня носитель купеческого менталитета не хочет создавать свою культуру, он перерабатывает чужую. При этом многие авторы стремятся крикнуть громче соседа, и лишь немногие умеют просто грамотно строить свою работу, полностью выполняя условия проекта. И если в общественных зданиях «выкрики» могут соответствовать маркетинговой политике компаниизаказчика, то в жилых домах они неоправданны. Лично я как житель хочу, чтобы мое жилье стало для меня второй кожей, дома я намерен отдыхать, общаться с семьей, заниматься любимыми делами.

— Каково ваше мнение о современной архитектуре Екатеринбурга?

— Один и тот же формат везде, исключением можно считать разве что Нижний Новгород, где субъективный взгляд главного архитектора позволил городу создать архитектуру более высокого уровня.

— Что вы можете сказать о других нестоличных российских городах?

— Конечно, московская среда намного больше способствует реализации таланта, чем провинциальная. Элементы эксперимента в столичной архитектуре присутствуют, но это не всегда касается самых известных имен. Я скорее назвал бы это грамотно примененным приемом, технологией либо оригинальной архитектурной композицией, но оригинальность — еще не эксперимент.

— Москва отличается на этом фоне?

— Все знают, что научные эксперименты с клонированием, например, небезопасны, но ничто не заставит людей отказаться от них: такова природа человека. Недавно я видел передачу о месячной девочке, которой изза ошибки врачей пришлось ампутировать руку, — и перестал быть противником клонирования: оно позволило бы руку вернуть. Я за эксперимент. Но нужно выбирать правильное место его применения.

— Мне кажется, вы противоречите самому себе. Может ли быть экспериментальная архитектура естественной средой обитания, в которой хотелось бы жить?

— Рынок существует, но в зачаточном состоянии. Сегодня архитекторы по большей части являются приложением к метрам квадратным: еще ни в одном доме цена квадратного метра не повышалась оттого, что его построил архитектор N. Рынок начнет формироваться в головах самих архитекторов, когда они осознают, что они — часть его, а не просто архитектурная мастерская, реализующая чьи-то амбиции.

Спасение архитектуры — в головах архитекторов— В своих выступлениях, в интервью вы часто говорите о том, что в России сейчас архитектурного рынка нет, но что именно рынок может позитивно повлиять на качество архитектуры. Поясните, пожалуйста.

Эдуард Кубенский




— Часто на ограждении стройки можно видеть табличку, где указаны имена подрядчика, заказчика — и далее, как в титрах фильмов, множество фамилий. Но ни одной строчки нет про архитектора. От чего зависит такая ситуация?

Всемирно известные архитектурные бренды, такие как ОМА, Френк Гери, Заха Хадид, Жан Нувель, — это еще и грамотные коммерческие структуры, способные получить заказ, например, на строительство телецентра в Пекине или олимпийского стадиона с многомиллионными инвестициями, жестким графиком выполнения заказа и высочайшими коммерческими и художественными требованиями. В этих архитектурных фирмах работают менеджеры, которые используют имя «звезды» как коммерческую составляющую их компании. Уровень нашего коммерческого образования в области архитектурной деятельности, умение продавать свой талант сильно уступают европейскому. Думаю, поэтому многие из коллег по архитектурному цеху так боятся прихода в Россию европейских проектировщиков.

— Возможно, архитектор не настаивает на упоминании, потому что не может нести полную ответственность за результат: многое зависит не от него.

— Прежде всего от самого архитектора.

— Что может изменить ситуацию к лучшему?

— Если так относиться к делу, то результат никогда не будет от него зависеть. Можно ссылаться на исторические особенности России: в ней долго существовало типовое проектирование, были запреты на многое. Все это так, но стремиться надо к другому. Например, архитектор Френк Гери, автор здания знаменитого музея Гуггенхайма в Бильбао, по судам затаскает и застройщика, и заказчика, если в музее поставят кирпичную стенку вместо титанового каркаса. И суды будут на его стороне. Потому что его имя — у всех на устах, и полученная им Притцкеровская премия (аналог Нобелевской для архитекторов) поднимает его авторитет очень высоко.

В хрущевках нет ни одного метра, который нельзя было бы использовать.

— Одно из обязательных условий — архитектурные конкурсы. Наши учителяархитекторы нам говорили: в 70е запрещалось делать и то, и другое, а теперь можно воплотить любые фантазий. Но сравнение сегодняшней и тогдашней архитектуры показывает: в советское время проходили конкурсы, и инвестор — а он был один, как мы знаем, — выбирал наиболее экономичное решение. С точки зрения функции хрущевкой можно восхищаться. Метров в ней не хватает, но это была не задача архитектора, это была социальная программа, которую архитектор реализовывал.

Консолидация специалистов, архитекторов и дизайнеров — это второе условие улучшения ситуации. В городе нашлись люди, которые, как и мы, считают, что нужно привлекать внимание к проблемам архитектурнообъектной среды, поднимать статус профессии. Решение нам виделось в создании общественной организации — так возникло Некоммерческое партнерство. Мы начинаем с имиджевых мероприятий — лекций знаменитостей, выставок, конкурсов. А в конечном итоге наша активность, я в это верю, выльется в действия, которые будут влиять на градостроительные решения.

Сегодня система выбора (конкурса) архитектурных проектов напрочь отсутствует. Как результат — среди планировочных решений можно встретить такие, например, казусы: отапливаемая кладовая, путь в которую лежит через холодный балкон. Немыслимое количество коридоров, тогда как стоимость квадратного метра жилья растет и растет. Балконы и лоджии, остекленные и открытые, площадь которых иногда доходит до 20% от всей жилой — и это в нашем-то климате…

— Сейчас, когда бизнес и хобби поменялись местами, я оказался свободнее именно в архитектурном творчестве: архитектура стала для меня некоей формой общения с окружающим миром, с друзьями и знакомыми, которые нередко выступают в роли заказчиков.

Тотальное проектирование— Став издателем, продолжаете ли вы работать как архитектор?

Недавно, наблюдая за нашим сыном, я понял одну очень важную вещь. Я увидел: все, что он делает, — это то, что мы в него вложили. Положительное, отрицательное — разное, все, что в нас есть. Развивая те или иные качества, можно в нем что-то вырастить. Точно так же — и в себе: раскрыть нужные качества, найти свою линию и отстаивать свою позицию. Другими словами, проект, созданный тобой, способен изменить тебя самого. Такая вот архитектура.

Кроме того, мы с Татьяной расширили для себя понятие проекта. Метод проектирования, который мы выработали, можно применить к любой области: оформлению компакт-дисков, скульптуры, мебели, посуды, выставочных пространств. Такой подход позволяет гораздо динамичнее реагировать на изменение мира.


Страна советов Шаг назад Смешивать, но не взбалтывать Конец эпохи романтизма Интерес к рукопожатию Не сомневаться ни в себе, ни в России На чем заработать в ЖКХ По замкнутому кругу Куда глаза глядят

Главная / Инвестиции