|
|
Главная / Энергоносители / «Это просто срезанный лейбак…» — Откуда появилось рок-движение в Свердловске? Владимир Шахрин А потом, уже в 80-х, мы с Бегуновым услышали первые записи «Аквариума» и «Зоопарка». Да, какие-то произведения Науменко были навеяны Луридо, кое-где в песнях Гребенщикова можно было заметить стилистку Боба Дилана и Джимми Моррисона, но в любом случае для российского уха появилось нечто необычное, был открыт новый язык. Майк Науменко стал для меня таким дешифратором. Как машина Enigma: трррр! — и ты понимаешь, вот как, оказывается, можно. В том, что касается смысловой нагрузки, мы поняли, каким языком это надо делать. Если же говорить о музыкальной стороне дела, то вскоре в Свердловске зазвучали группы «Урфин Джюс» и «Трек», и их планка была очень высока. Это, конечно, был подарок для тех, кто шел следом. — Мне трудно сказать, потому что я не стоял у его истоков и не был первым рокером. Но я точно знаю, что в конце 60-х годов в местных ресторанах уже играли Джимми Хендрикса, Сантану — достаточно сложную и по тем временам самую продвинутую музыку. Помню, когда мы всем ансамблем поступили в свердловский архитектурно-строительный техникум, то в первый же танцевальный вечер вышли играть. За нами выступила другая местная группа, и они отработали на три порядка лучше, у них был абсолютно убойный репертуар из западных шлягеров. Мы поняли: не можешь писать своих хороших песен, не мучай публику — играй чужие. Но, видимо, из-за лени нашей, разгильдяйства, мы не «снимали» песни нота в ноту, так ковался некий собственный стиль. — Как возник рок-клуб? Еще один важный момент — общий культурный фон, которым отличался Свердловск от других городов. Волна эвакуированных из Москвы и Питера — музейные и театральные работники, целые художественные и творческие организации, библиотеки — сделали свое дело. Я помню, как однажды нас попросили очистить университетский чердак от книг. И я сморю: почти на каждой книге стоит печать Царскосельского лицея. Это даже понять трудно: вдруг у тебя в руках оказываются книги, которые читали декабристы — друзья Пушкина! Энергетику, которую я в тот момент почувствовал, не передать словами… И еще один момент — наследие. Ведь Екатеринбург строили люди начитанные, хорошо образованные. Заводской мастер, железнодорожник — это, по сути, была рабочая интеллигенция. Мне нравится, например, Пермь, но я понимаю, что это город изначально купеческий, там река, вдоль которой люди торговали. Конечно, у Перми совершенно другой дух. — Вы имеете в виду социальный смысл времени? — Звезды правильно встали. Появился физик-теоретик Коля Грахов, которому вдруг все это стало интересно. Он, имея блестящий аналитический ум, смог выстроить грамотные схемы и пробить их во всех этих совковых лабиринтах: можно, нельзя и т.д. Ни один музыкант этого бы не сделал. А еще были ребята из архитектурного института, которые сразу вышли на хороший уровень организации фестивалей. В 1986 году я понял, что такое шоу, что мы должны быть всегда в форме рядом с «Наутилусом», «Апрельским маршем», Настей Полевой, потом — «Агатой Кристи». Итак, если обобщать, то свердловский рок — явление абсолютно уникальное, ему, повторюсь, помогали звезды на небосклоне. Ну и фактор времени нельзя не отметить: тогда это могло быть, сейчас — нет. — А сейчас? — Видимо, да. Ведь сейчас не заставить людей сходить на концерт только потому, что мы честные, неподкупные, не попса, не такие, как все. Люди скажут: ну и что, что не попса, а что вы реально умеете? Покажите, где у вас песни-то? А тогда стадионы были заполнены не только поклонниками рок-музыки: люди шли смотреть на нас как на некую диковинку. Да, перестройка, социальный протест — все это было, но был в той волне и элемент ярмарочности: «Рок-музыканты! Русские! Пойдем, поглядим!». — Вы прослушиваете песни молодых музыкантов. Как они вам? — Сейчас есть проблемы, которые касаются бизнеса. Наверное, этим должен заниматься антимонопольный комитет. В стране есть пять продюсерских компаний, у которых в руках все рычаги влияния на СМИ, они заполнили эфир только своими артистами, теми, кто несет деньги им в кассу. То есть не жанрами даже, а именно артистами. Возьмем «Фабрику звезд» — да, телешоу, людям, наверное, интересно. Но все 24 часа показывают только «фабрикантов». Молодым неизвестным музыкантам просто не пробиться сквозь этот частокол. Конечно, личность не спрятать: Земфира, «Мумий тролль» — не за год, так за три они бы пробились. «Сансара», «Смысловые галлюцинации» — пусть медленно, но их песни находят путь к широкому слушателю… — В чем, по-вашему, заключается задача художника? — Из всех демозаписей, что мне дают послушать, 99,9% не трогают меня совершенно. Я бываю на фестивалях, где выступают молодые исполнители: да, вроде хорошо играют, но это не то, от чего у меня съехала бы тюбетейка. Когда я первый раз послушал того же Науменко, «Аквариум», помню, у меня мурашки по коже побежали, волосы дыбом встали. Без этого, как ни назови — свердловский, питерский, самарский рок, — я вижу, что это просто лейбак, который срезан с какой-то вещи и пришит на что попало… Хотя, когда я впервые услышал песню «Уголь» группы «Сансара», песню «Между мной и тобой 40 тысяч километров» Чичериной — мурашки появились. Идея-то офигенная! Стоят люди спиной друг к другу, а между ними расстояние длиной с окружность земного шара. Недавно попалась московская рэповая группа Вig Вlаск Вооts. На второй-третьей композиции я поймал себя на мысли, что меня, черт побери, трогает! Я им потом письмо черканул: «Пишет вам человек из ансамбля старинной музыки…». — Недавно вы в числе других известных музыкантов встречались с заместителем главы администрации Владиславом Сурковым… — Думаю, любой творческий человек должен прививать людям вкус к свободе, к раскрепощению, к индивидуальности. Недавно в Москве я сходил на экспозицию работ Шагала. Что-то меня зацепило, что-то нет. Но я понял, что все эти работы — и хорошие, и не очень — находятся здесь, потому что на каждой написано — «Шагал». (А вот наш свердловский старик Букашкин порой интереснее писал. Но ему просто не повезло…). Наткнешься на какую-то работу и чувствуешь: да, это гениально во всем — в композиции, в красках, в энергетике. А рядом висит не очень интересная картинка, но ты знаешь, что потом из нее будет вырастать что-то действительно стоящее… Потому что это творческий путь, и автор — обычный живой человек: однажды у него хорошо получилось, а потом не очень. Но в любом случае это индивидуальность. И задача творческого человека — научить остальных чувствовать, ценить ее: индивидуальность других и свою собственную тоже. Творческий человек должен уметь увидеть то, что другие не видят. Как-то я очень хорошее определение прочитал, мне стало наконец понятно, что такое талант и гениальность: талантливый человек — тот, кто попадает в цель, в которую никто не может попасть, а гениальный — тот, кто попадает в цель, которой никто даже не видит. — Понятно, почему образованный человек Сурков обеспокоен засильем низкопробной музыки. Но почему этим озабочен кремлевский чиновник Сурков? Нет ли в этом какой социально-политической составляющей? — Это была абсолютно частная встреча. Она проходила в кафе при гостинице. Никто ни на кого не давил, все было очень достойно. Но разговор получился немножко бестолковый, потому что мы ведь все очень разные, нет такой организации — «русский рок». У всех свои представления о том, что хорошо, что плохо. В том числе и в отношении этой встречи. Приятно было видеть, что Сурков человек более чем вменяемый, молодой, хорошо образованный. По каким-то его репликам я понял, что он интересуется живописью, читает правильную литературу. Честно говоря, я не очень понял смысл этой встречи, потому что многие проблемы, которые мы обсуждали, и так очевидны. «Быстро не получится с пиратством бороться, — услышали мы, — но вы не думайте, что вы одни с ним боретесь — нас американцы через день пинают. Но пока нет эффективных способов одним махом покончить с этой проблемой». Мы говорили о той же проблеме монополии на эфир, о том, что наши дети не слышат джазовой музыки, современных американских, европейских групп, что вкус молодых людей разрушают взрослые дядьки, имеющие доступ к психотропному оружию — телевидению. Сурков все понимает, и это было приятно отметить. Думаю, нет никакого криминала в том, что музыканты вступают в разговор с влиятельными людьми. Но дальше этого разговора дело не пошло: поговорили — разошлись. Я не считаю, что есть какой-то кремлевский заговор, мол, давайте направим рок-музыку в нужное нам направление. Мудрый Борис Борисович (Гребенщиков. - Ред .) сказал после: «Вы что, не знаете, как в нашей стране нас могут заставить делать то, что мы не хотим?». — Недавно я был на записи телепередачи, посвященной пионерии. И там одна дама из РКРП кричала: «Десятки тысяч пионеров-героев во время войны совершали подвиги и погибли…». Я говорю: «Подождите, это были подростки-герои, неравнодушные, смелые, отчаянные, совершали подвиги. Но они не могли быть не пионерами, потому что тогда все были пионеры»… Думаю, и Сурков проявляет интерес к проблемам эстетического вкуса наших граждан просто как хорошо образованный молодой человек, а не как кремлевский чиновник, хотя он, наверное, может повлиять на ситуацию как никто другой. Как все-таки нам хочется, чтоб были какие-то заговоры, чтоб мы сидели на кухне и подмигивали друг другу: «Понимаешь?». «Понимаю». Да в Кремле своих дел по горло, чтоб заговор с рок-музыкантами строить, им нефть делить надо. В любой момент тебя могут остановить на улице для проверки документов, а потом из твоего же кармана достанут пакетик с героином. Потом тебя закрывают на три дня с урками: «Он враг народа! Обработайте!». Конечно, в Кремле есть люди жесткие, которые все эти меры воздействия знают. Поэтому думать, что там плетут хитроумную интригу… Горе без ума Пристанище для грузов Вспомним революционера Минеральный процессинг Чтобы помнили Парад эмиссий Стратегия уверенности Не панацея, но условие Место замыкания Главная / Энергоносители |
||
 |
Меню